После ужина я медленно иду по коридору, забравшись далеко в свои мысли. Как все было, и как все могло развернуться, не окажись я здесь. Кто-то окликает меня со спины и, завернув за угол, я прижимаюсь к стене. Нет, я не хочу ни с кем разговаривать сегодня. Особенно с вами. Слыша звук стремительно приближающихся шагов, я резко срываюсь с места и бегу до тех пор, пока становится невозможно дышать. Я понимаю, что заблудилась. Но это не важно. Завтра, когда будет нужно, меня обязательно отыщут и приведут куда нужно. А сейчас я останусь наедине с воспоминаниями и яркими ночными звездами. Подойдя к окну, я устало и с грустью смотрю на небо. Завтра оно уже будет совсем другим. И в голове не будет вопроса: «Смотрят ли они на них?», - как возник сейчас.
Если бы я знала, что ждет меня в этом месте, я бы сюда не пришла…
0 лет, 5 октября, 11:40– Лили
– Оливия
Родители произносят в голос два имени, а я на руках санитарки кричу, что есть мочи. Выключите свет, верните меня обратно. Здесь холодно и неуютно. Где моя мама. Верните меня маме.
Меня отдают маме, и она ласково произносит, глядя прямо мне в глаза: – Оливия Лили Джонсон. Так тебя будут звать. От такого родного тембра ее голоса я тут же успокаиваюсь и замолкаю. Отец протягивает ко мне руку, я беру его за палец и, чихнув, закрываю глаза. Пора спать. Слишком много впечатлений на сегодня.
– Ты помнишь, – доносится до меня сквозь сон, – они же так долго хотели ребеночка. Даже взяли мальчика под опеку из детского дома. И тут счастье такое, девочка! Чудо просто, что она родилась здоровой… после случая с выкидышем у ее матери. Да еще столько стресса у женщины. Говорят, у ее мужа на стороне есть еще ребенок… Эти работники правительства только строят из себя невинных овечек.
4 года, 21:55– Ну, хватит, Лили, хватит. Не надо плакать. Мы с тобой завтра все дочитаем, – произносит Джонни, пытаясь меня успокоить. А я не хочу ложиться спать. Непременно хочу узнать, чем же закончилась эта сказка про Спящую красавицу.
– Оливия, оставь брата в покое и иди к себе в кровать. И ты Джонатан, укрывайся, – строго произносит отец, – Вам обоим пора спать. Дочитаете сказку завтра.
Беру с полки зайчика и бегу в свою комнату. – Доброй ночи, Джонни, – произношу я, выглядывая из-за двери, и машу ухом плюшевого зайца.
6 лет, 14:36– Знакомьтесь, ребята, это Кензи. Она теперь часть нашей семьи, – я перевожу взгляд с девочки на мамино лицо. Его выражение меня совсем не радует. Кажется, она расстроена. Но я не знаю, почему. Я всегда думала, что она любит детей. По крайней мере, к нам с Джонни она относилась тепло и нежно. Что же происходит сейчас, я не знала, но что-то подсказывало мне, что когда-нибудь точно узнаю. Я прячусь за братом и выглядываю из-за его спины. Кензи выглядит вполне нормально. Ну, то есть никаких там антеннок, третьего глаза или хвоста. Обычная среднестатистическая девочка. Встретившись взглядом, я улыбаюсь ей и машу. Добро пожаловать в семью, сестренка.
20:13–Дорогой, зачем мы должны ее воспитывать? Давай оставим ее в детском доме, – слышу я, проходя со стаканом воды мимо комнаты родителей. Останавливаюсь лишь из-за любопытства. – Почему я должна воспитывать ребенка твоей любовницы?! Ты бы лучше искал ее, а не приводил ее дочь сюда!.. – Затем мамин голос замолкает и я, понимая, что была замечена, быстрее бегу в свою комнату. Да уж. Любопытство не порок.
8 лет, Новый год– Ложиииись! – кричу я, несясь навстречу брату и сестре, когда папа зажигает фейерверк. По пути ловлю неодобрительный взгляд обоих родителей. Но я не собираюсь останавливаться и бегу через весь двор к своей цели. Настигнув ее, я роняю Джонни и Кей в сугроб, после чего они возмущенно вздыхают, а затем мы все втроем заливаемся смехом. Я слышу взрывы и переворачиваюсь на спину, наблюдая за появляющимися и тающими цветами на темном звездном небе. – Красотаааа!
13 лет, 14:47– Лили, ты что делаешь? Ты же девочка. Ты маленькая. А что если отец увидит? Ты хоть думаешь о том, как эта гадость влияет на здоровье?! – запричитал старший брат, выхватывая сигарету у меня из рук и затаптывая ее ботинком. Попроси человека встретить тебя после школы, он испортит тебе кайф. Я молча показываю язык и двигаю в сторону дома. – Я думала, ты не будешь заниматься этими нравоучениями, – почти, что себе под нос произношу я и, сунув руки в карманы, двигаюсь дальше.
Обстановка дома стала невыносимой. Джонни постоянно на этих своих курсах, Кензи тоже где-то пропадает, а в ее сумке можно найти много чего, что ей не принадлежит. Чужие кошельки, например. Не то, чтобы я шарилась в сумке своей сестры, просто однажды попросила зеркало, а она сказала посмотреть там. Тем временем мама становится все больше на себя не похожа. Какая-то раздражительная, чересчур строгая. Хотя бы отец себя нормально ведет. Но это, наверное, от усталости. Его я почти не вижу, он постоянно на работе. Ну, будем думать, что не у очередной любовницы. А еще этот Уолли. Сказал, что у нас странная семья. Только я могу называть свою семью странной. Ну он и получил скобу из степлера себе в руку. В следующий раз укорочу язык. Уж слишком длинный. Протягиваю брату записку, которой родителей вызывают в школу за этот проступок: – Родителям передай, пожалуйста, – а сама достаю из пачки очередную сигарету, которая тут же оказывается на земле, а пачка в урне. После этого весь вечер с братом я не заговариваю.
15 лет, 16:32– Как в детстве, да, Джонни? – я подхожу к брату сзади и, становясь на носочки, закрываю ему глаза, рискуя получить локтем или кулаком в живот. Но он лишь убирает мои ладони с глаз.
– И тебе привет, сестренка, давно не виделись. Где Кензи? – я пожимаю плечами, ведь сестра точно шла со мной встретиться с братом. Но куда-то пропала по дороге. И как я могла не заметить. А потом кто-то тыкает мне в спину чем-то и разворачиваясь, я уже готова нанести удар. Замахиваясь, я вижу перед собой Кей и опускаю руку.
– Вот твоя шоколадка, – протягивая мне плитку шоколада, сестра тянет меня за щеку. А за вторую щеку хватается брат.
– Не ворованная хоть? – спрашиваю я настолько четкими словами, насколько это возможно в моем положении.
– Точно, как в детстве, Лили. Не думал, что ты все еще ешь шоколадки. Я думал, ты на диетах сидишь, как сверстницы твои, – он усмехается, отпускает щеку и растрепывает волосы.
– Ну я тебе сейчас задам, Лэмб, – использую фамилию брата, чтобы нагнать больше страха, хотя и знаю, что он меня не боится. Однако же, на несколько шагов он все же отступает. А я делаю вид, что очень хочу ему врезать за мою новую прическу. Между нами возникает Кензи и расставляет руки в стороны. – Так, бойцы, брейк. Мы не драться сюда пришли.
16 (почти 17) лет, 15:44Придя сегодня домой, я обнаружила на кухне Джонни, он смотрел на меня несколько обеспокоенно. Но не успела я обрадоваться встрече, мы даже двумя словами перекинуться не успели, как в наш дом пришли какие-то военные и сказали старшему брату собираться. Мне никто не говорил, что происходит. Все говорили просто уйти в свою комнату и не показывать носа. Где Кези, когда так нужно, чтобы хоть она объяснила мне, что происходит?
– Какого черта? – поворачиваясь к отцу спросил Джонни. Его губы скривились в презрительной усмешке – И сколько же за меня заплатили, сэр? Достаточно, чтобы совесть продолжала спать? – честно говоря, от вопросов брата яснее не становилось. В каком смысле папа его продал? Джонни подошел к отцу и, кажется, тоже сказал мне уйти в свою комнату. Но следующее мгновение я уже ничего не понимала. Брат, он ударил его, нашего отца. Я ринулась оттаскивать его, однако сама чуть не получила локтем по челюсти. Мужчины же, которые пришли за Джонатаном, словно и не видели, что творится у них на глазах. Лишь, когда я закричала: – Хватит, Джонни! Перестань! Не нужно его бить! – только тогда они сдвинулись с места и оттащили юношу от отца. Папа был, мягко говоря, не в лучшем состоянии. Я хотела накричать на Джонни, сказать, чтобы он убирался отсюда и больше никогда сюда не приходил. Но я не могла. Я молча стояла и переводила взгляд с брата на отца и обратно. Я не понимала, что здесь происходит, кто прав, а кто виноват. Так и простояла в оцепенении. И даже, когда Джонатана уводили из нашего дома, не смогла с ним попрощаться.
Спустя несколько дней, 14:43– Я искала тебя тогда… ну ты понимаешь, – произносит мама, встретив меня после школы. – Я знала, что отец позвонил им, что Джонни заберут. Прости…
Я молча слушала мать. И не верила своим ушам. Получается, отец был избит не просто так. Он продал своего почти что сына, нашего брата. А она, женщина, которая всегда, почти всегда, заботилась о нас, даже не попыталась его остановить. Она в тот день просто сидела в своей комнате, что советовали сделать и мне, но я ослушалась. Как они могли. Как они могли отправить в Бюро члена своей семьи.
– С моим Днем рождения тебя, мамочка, – язвительно произношу я и срываюсь с места. Я бегу так быстро, как только могу. Слезы катятся по щекам, но я не обращаю внимания. Забегаю домой, пробегаю мимо отца, даже не обняв его, влетаю в комнату и быстро начинаю собирать вещи. К тому времени, как я собираю все необходимое, на пороге появляется мама. Они с отцом недоумевающе смотрят на меня. Я же молча, без каких либо объяснений протискиваюсь между ними к выходу и сухо бросаю: – Прощайте.
Можете назвать меня неблагодарной дочерью. Единственной, кто могла остаться с родителями. Но, думаю, Кей не просто так больше не навещает нас. А после того, что они сделали с Джонни, я не хочу оставаться в их доме. Я тоже отправлюсь в Бюро.
Если бы я только знала, чем это для меня закончится.
– Ну что? Вспомнила всю свою жизнь? Увы, скоро придется распрощаться со своими воспоминаниями, – раздался голос у меня за спиной. Я повернулась. В моих глазах стояли слезы. – Боже, только давай без истерик. Ты сама сюда пришла. И раз уж сделала это добровольно, то будь добра, доделай все до конца. Тебя за волосы или в наручниках сюда никто не тащил.
Что же. Похоже, деваться некуда. Повесив голову, я пошла за девушкой. Оливия Лили Джонсон. Скоро этой девушки не будет существовать. Только я не хочу ее забывать.
Сидя в совершенно белой комнате, я обдумываю план побега. Выпрыгнуть в окно, выбить дверь. Да что угодно. Только вот ничего не выйдет. Сюда меня привезли в кресле, предварительно что-то вколов. В самый последний момент я поняла, что не хочу участвовать ни в каких экспериментах Пусть будет кто-то другой, не я, я не готова. Но эти люди и слушать меня не хотели.
– Это будет совсем не больно, Оливия, – ко мне подходит девушка с таким до тошноты слащавым голосом. В руках у нее шприц. Снова какой-то тест? Сколько еще можно. Я скалю зубы, единственное действие, которое могу сейчас произвести. Даже язык не поворачивается что-то сказать. Она оголяет мое плечо и вводит инъекцию. Веки тяжелеют. Я держусь из последних сил. Нет, я их не закрою, не в этот раз. Однако еще мгновение и я погружаюсь во тьму.
Чувствую, как кожи касаются разнообразные проводки. Передо мной мелькают моменты из жизни. Все это похоже на смерть. По крайней мере так говорят. Когда она приходит, вся жизнь проносится перед глазами. Прощай, Оливия Лили Джо…
На всех экранах загорается сбой в системе. Женщина подбегает к компьютерам, пытается что-то сделать ,но понимает, что все тщетно.
– Нет, нет, нет! Отключайте ее! Отключайте, быстрее! Вы ее так убьете, ну же!
Блондинке вводят новую инъекцию и отключают все запущенные процессы. В комнате повисает тишина. Все боятся сдвинуться с места, хоть что-то сказать или даже вдохнуть побольше воздуха. Женщина изучает информацию.
– Каким-то образом… мы повредили ее гены, – с горечью в голосе произносит она. – Гены повреждены лишь частично, но это уже никак не исправить. Я даже предположить не могу, что будет с ней, когда мы поместим ее в эксперимент. |
пост Вакуум. Все вокруг замерло. Весь мир исчез. Только короткое «да» отдается под коркой головного мозга. «Да» с легкой вибрацией расползается по всему телу, и пусть весь остальной мир подождет. А чего ты ожидала, девочка? – более тихим, но в то же время более скверным эхом раздается в подсознании. Не нужно врать себе. Он бы не стал тебя отговаривать. Похоже, мое подсознание совершенно не хочет успокаивать меня, а продолжает выставлять какой-то чокнутой самоубийцей, да вообще чокнутой. Хочется кричать и ломать все вокруг. Но все вокруг замерло, внешнего мира нет. Есть только я. Вот я здесь стою и держу графин с водой, а вокруг ничего – пустота. И только короткое «да», которое вибрацией разносится по телу, возвращает меня в этот мир, словно кто-то трясет за плечи. Но никто не трясет меня за плечи, более того, рядом никого нет. В комнате только Бесстрашный, который отошел куда-то. Поворачиваю голову в сторону тумбочки и нахожу его там, недовольно уставившегося на белые футболки. Мир еще не совсем ожил. Картинка есть, но нет звуков. Так приходит осознание того, что из-за сказанных не в том месте и не в то время слов ты умрешь? Никто не говорил мне об этом. Но, видимо, это так и есть. Мне остается просто смириться и отправиться за этим чертовым оружием. Чем ты меньше сопротивляешься, тем меньше боли ты испытаешь во время смерти. Однако, какая-то моя часть совсем не довольна таким поворотом событий. Она подобно бурлящему фонтану вырывается наружу, кидая язвительное: – Скоро приду, командир! – и бросается прочь за дверь, с жутким грохотом захлопывая ее. Однако что-то тут не так. Да, это графин, он здесь совсем не к месту. Белокурое создание вновь открывает дверь со словами: – Подержи, пожалуйста, – и запускает графин в больничную палату. А я, я наблюдаю из ее глубины ха действиями своего тела. Она уже не смотрит, куда попадет снаряд, вновь хлопая дверью, и трусцой пускается по коридору прочь. И я не вижу, куда падает графин, но за секунду до того, как дверь закрывается, слышу, как сосуд раскалывается на мелкие осколки, которые разлетаются в разные стороны. Что я делаю. Нет, Лилиан, прекрати, это не ты. Это не ты! – вопит мой голос в голове. Я дышу чаще. И вместе с новой порцией слез сознание вновь возвращается наружу. Все это похоже на какое-то раздвоение личности. Может быть, так оно и есть, может быть, у меня уже просто крыша поехала от всего этого. Плен. Хэнкок. Прыжки по поездам. День посещений. Молчащий парень. А теперь, теперь он выгоняет меня из эпицентра всех этих событий, не понимая, что обычной жизнью у меня жить уже не получится. Я останавливаюсь и опираюсь о стену коридора, давая волю слезам. Я решаю выплакать их всех, до последней капли, чтобы умереть спокойно, убив перед этим жгучей соленой жидкостью все эмоции и чувства. Один дверной пролет, а за ним тренировочный зал. Хм, как можно было не заметить проделанного пути. Я выпрямляюсь и вытираю с щек высыхающие слезы. Захожу в зал пошатывающейся походкой и осматриваю стену, на которой находится оружие. А выбор то тут велик! И нет, пистолеты я сразу пропускаю. Раз уж мне выбирать, от каких пуль умирать, то посмотрим на что-то более крупное. Хватаю автомат, который приглянулся мне в первый день и направляюсь обратно, прямиком в больничное крыло. Но вот тебе на! Я, разгуливающая с автоматом в руках более чем странно. Нужно хоть как-то скрыться от глаз Бесстрашных. Тем более, когда они все тут откуда-то появились. А в тренировочном зале их не было? Расстегиваю верхние пуговицы белой рубашки и полностью застегиваю черный пиджак, полностью пряча под ним рубашку. Ну вот, хотя бы по цветовой гамме я стала менее заметна. Теперь вопрос стоит о том, как так же незаметно проникнуть в больничное крыло. Об этом я не подумала, когда направлялась сюда. Меня не должны поймать, не должны о чем-либо спросить. Иначе я сюда больше не попаду и лишусь работы. Ежеминутно, почти ежесекундно, выглядывая из-за углов, я все-таки добираюсь до палаты Джеймса. Аккуратно закрываю за собой дверь и протягиваю парню оружие. – Чуть не попалась! – спокойно произношу я. От той неуравновешенной барышни не осталось и следа. Я само спокойствие. Я готова к выстрелу. Хотя, кого я обманываю. Просто мне все равно уже. Единственное, чего я могу попросить, это не пощады, а: – Скажи Рори, что я люблю его, – вот и все, ничего более. Только это. Это мое последнее желание.
|
