Белые плитки. Холодные стены. Противный запах медикаментов. Больничная палата. Снующие повсюду медсестры. В такой обстановке я обитаю каждый день, вот уже третий по счету, а то и четвертый. Прошло не так много времени, но такое чувство, что уже целый месяц. И безмолвно лежащий в одинокой койке парень. Я прихожу в лазарет Бесстрашия, как на работу. Но все, что я обычно делаю – сижу на стуле возле кровати, ожидая, что, может быть, что-то все-таки изменится. Но изо дня в день ничего не меняется, все по-старому. И это начинает выводить из себя.
Но сегодня, как и всегда, я прохожу в палату к Джеймсу с двумя бумажными стаканчиками кофе в руках, прихваченными из местной столовой. На пути меня встречает медсестра, она сообщает, что за ночь не произошло никаких изменений. Джей по-прежнему не делает попыток общаться с окружающим миром. Я огорчаюсь. Но входя в палату, я улыбаюсь уже тому, что вижу его. – Доброе утро, Джей, - не очень громко, но и не тихо произношу я, присаживаясь на стульчик рядом с больничной койкой. Ставлю один стаканчик кофе на прикроватную тумбочку, из другого делаю глоток. Я снова не успела позавтракать. Сразу проснувшись, я отправилась сюда. Но парень не спешил реагировать на меня. Он не спал – глаза открыты, взгляд уставлен в потолок. Он даже не повернул головы, чтобы поприветствовать меня хотя бы взглядом. Что же, мой скромный завтрак вновь пройдет в гробовой тишине.
- Джеймс, ну скажи же что-нибудь, - еле сдерживаясь, чтобы не расплакаться, начала я. Я уже устала сдерживать свои слезы все эти дни. Но они ничем не помогут. Только помешают. – Я не знаю, что с тобой происходит. Мне важно, чтобы с тобой все было хорошо. Слышишь?.. Ну хоть моргни для разнообразия… - горло очень больно сжалось, будто какая-то невидимая сила душила меня. Больше ничего произнести я не смогла. Лишь добавила почти одними губами: - Ведь я же люблю тебя. – но даже эти слова не заставили юношу вернуться в реальность. Мне его не хватало. Не хватало его улыбки, морщинок на лбу, когда я к нему прикасаюсь. Сейчас я его совсем не узнавала. Прямо как тогда, в Яме, когда он толкнул меня. Я посмотрела на эластичный бинт на своем запястье. Вывих по-прежнему ныл. Но эту боль я могла преодолеть. В отличие от спазмов в горле и легких, то и дело готовая разрыдаться.
Я беру ладонь Бесстрашного в обе руки и целую ее. Поток слез на время унимается, позволяя мне вздохнуть полной грудью. Пересаживаясь на краешек кровати, я прижимаюсь к бедру Шепарда и по-прежнему не отпускаю его руку. Как и всегда, я выжидающе смотрю на него, сохраняя молчание. Жду, что сейчас он сядет, улыбнется и скажет: «Хэй, Лили, доброе утро. Ну что? Готова прыгнуть с Хэнкока?»

Подпись автора

Когда человек влюбляется, он тут же забывает обо всем на свете. О том, что у него есть какие-то обязанности, о еде и воде. Абсолютно обо всем. Даже о том, что ему могут причинить боль. Человек просто не задумывается об этом. Он думает, что все будет прекрасно, волшебно, как в сказке. Но это жизнь, опомнись девочка. Очнись от этого сна, сними уже розовые очки, прекрати себя обманывать.
Когда Джей садится, я не верю своим глазам. Неужели мне удалось до него достучаться? С радостной улыбкой я тянусь за стаканчиком с кофе, ведь парень уже давно ничего не ел, может быть, только тогда, когда я уходила. Сначала я даже не слышу, что он говорит. Но потом он продолжает, и я чувствую, как что-то внутри меня ломается.  Рука сжимается на стаканчике с кофе, кофе проливается прямо на Бесстрашного. Благо, оно успело хоть немного остыть. В отличие от меня. Внутри все начинает бурлить, закипеть и жаждет вырваться наружу. Я не могу сказать, что от слов Джеймса мне становится обидно. То чувство, которое меня сейчас переполняет более сильное и темное – злость. – Прекрасно! – произношу я, будто выстреливаю этим словом, и вскакиваю с кровати. Руки сжимаются в кулаки, ногти больно впиваются в ладони, но и эта боль не может остудить того, что кипит во мне. Какая же я дурочка! В районе солнечного сплетения что-то больно сжимается, боль обжигает ребра и дыхательные пути, из глаз текут слезы. – Прекрасно! – повторяю я снова. – Значит, это я виновата? – я кричу, и в горле создается такое ощущение, как будто кто-то полосует ножом мои голосовые связки. Но я не понижаю голос. – Давай, вини все остальные фракции в том, что произошло в День посещений! Конечно, все мы виноваты, кто же еще? Но я хочу тебе сообщить, что помимо твоих дорогих солдат пострадали еще и невинные люди! Пострадало не только Бесстрашие, - мне хочется поскорее убежать отсюда, но я как будто приросла к месту, не сдвинуться.
Заглядывая в глаза Шепарда, я вижу в них мертвый серебряный блеск. Никакого тепла, сочувствия. Ни капли лжи, которую я надеялась увидеть в его глазах. Он абсолютно серьезно дает понять мне, что я здесь лишняя, что больше он не рад видеть меня. Но, возможно, это никогда так не было, может быть, он все это время просто меня терпел. А все остальное – я просто придумала это себе. Я по-прежнему смотрю на парня, но не вижу его, моя взгляд устремлен внутрь. Вспоминая дни минувшего месяца, я не верю уже, что все это было. Все это подобно сну. Это происходило не со мной, с кем-то другим. Появляется желание кинуться вниз на колени прямо перед кроватью и начинать допытываться, зачем все это нужно было. Но я не делаю этого, а просто молча дослушиваю угрожающую речь. – Так, может быть, я пойду, принесу тебе автомат и облегчу тем самым твое существование, вычтя из числа жителей города еще одного человека? – я удивляюсь своим словам. Сама не понимаю, когда мне вдруг захотелось умереть. Ожидая ответа на свой вопрос, я чувствую, как злость заполняет каждую клеточку тела, не оставляя ни одного пустого места. Я злюсь на Джеймса за его слова, злюсь на себя за напрасно потраченные дни и отлынивание от работы, злюсь на это утро, на бессонные ночи и на голод, который так вовремя решил о себе напомнить. Я ощущаю себя бомбой, которая вот-вот взорвется. Но для взрыва чего-то не хватает. Нажатия злосчастной красной кнопки. Но никто не знает, когда и кто ее нажмет. А пока я просто стою, опустив голову, скрыв лицо за распущенными волосами и наблюдая, как больничный кафель покрывается влажными солеными каплями.

Подпись автора

Внутри все горит, алым или синим пламенем, не важно. Главное только в том, что во мне разгорается пожар, который срочно нужно чем-то потушить. Казалось бы, можно и слезами – это же вода. Но слезы делают только хуже. Они действуют, как бензин, заставляя разгораться внутренний огонь как можно ярче и горячее. Вожу глазами по комнате из под опущенных волос. Бумажный стакан из-под кофе, графин с водой, стеклянный стакан, пустая ваза для цветов. Не то, все не то. А хотя нет, подождите, графин с водой. Вода – то, что сейчас нужно. Я уже чувствую, как прохладная живительная влага движется по пищеводу, остужая все вокруг и туша пламя. Прозрачная жидкость обволакивает очаги возгорания, помещая их в водяные сферы, и огонь медленно потухает подобно увядающему цветку тигровой лилии. Устав тешить себя представлениями, я направляюсь к графину с водой, прихватив на ходу стеклянный стакан. Однако, Шепард дает мне только наполнить стакан, о том, чтобы испить из него, не может быть и речи. Похоже, парню понравилась идея с автоматом. Что же интересная идея, правда? Убить безоружную девушку, да еще та сама принесет тебе оружие! Я фыркаю, оставляя стакан на столе и подхожу к Бесстрашному.
- Куда идти за автоматом? – сквозь зубы процеживаю я, разделяя каждое слово, поднимаюсь на цыпочки, так что теперь наши носы едва не касаются друг друга. Замечая, что Джеймс снял футболку, я спешу поставить между нами графин, который все еще держу в левой руке, чтобы остановить свой порыв прикоснуться к оголенному торсу парня, не хватало еще того, что бы вывих перерос в перелом. – Ну же! – так же рычу я, ожидая ответа. В графине поднимаются волны, почти шторм, вода поднимается и выплескивается за стенки сосуда на пол. – Я не струсила! – ну это пока, пока ты не держишь меня на мушке, парень. – Может быть, это ты струсил, а? Джеймс? – столько яда в своем голосе я еще никогда не слышала. Даже в ссорах с мамой. Никогда и никому еще не удавалось так завести меня, так, чтобы даже молнии летали вокруг. Вот вам и гроза над штормящим графином. – В тренировочной комнате по-прежнему весит оружие? – вопрос нетерпеливой самоубийцы. Я замолкаю, давая парню наконец-то вставить слово, чтобы дать мне ответ. Покрасневшие от слез глаза испускают молнии, на любу вот-вот проступят морщинки, а брови готовы слиться на переносице. И лишь на мгновение мой взгляд смягчается. Брови округляются, взгляд наполняется теплом. Серые глаза напротив выглядят живыми, они больше не пусты, как раньше, они видят, чувствуют, живут. Пусть это не самые светлые эмоции, но они есть, они присутствуют. Но это лишь мгновение. Мой взгляд снова наполняется решительности, брови сводятся на переносице, а губы сжимаются в ровную узкую полоску.

Подпись автора

Вакуум. Все вокруг замерло. Весь мир исчез. Только короткое «да» отдается под коркой головного мозга. «Да» с легкой вибрацией расползается по всему телу, и пусть весь остальной мир подождет. А чего ты ожидала, девочка? – более тихим, но в то же время более скверным эхом раздается в подсознании. Не нужно врать себе. Он бы не стал тебя отговаривать. Похоже, мое подсознание совершенно не хочет успокаивать меня, а продолжает выставлять какой-то чокнутой самоубийцей, да вообще чокнутой. Хочется кричать и ломать все вокруг. Но все вокруг замерло, внешнего мира нет. Есть только я. Вот я здесь стою и держу графин с водой, а вокруг ничего – пустота. И только короткое «да», которое вибрацией разносится по телу, возвращает меня в этот мир, словно кто-то трясет за плечи. Но никто не трясет меня за плечи, более того, рядом никого нет. В комнате только Бесстрашный, который отошел куда-то. Поворачиваю голову в сторону тумбочки и нахожу его там, недовольно уставившегося на белые футболки. Мир еще не совсем ожил. Картинка есть, но нет звуков. Так приходит осознание того, что из-за сказанных не в том месте и не в то время слов ты умрешь? Никто не говорил мне об этом. Но, видимо, это так и есть. Мне остается просто смириться и отправиться за этим чертовым оружием. Чем ты меньше сопротивляешься, тем меньше боли ты испытаешь во время смерти. Однако, какая-то моя часть совсем не довольна таким поворотом событий. Она подобно бурлящему фонтану вырывается наружу, кидая язвительное: – Скоро приду, командир! – и бросается прочь за дверь, с жутким грохотом захлопывая ее. Однако что-то тут не так. Да, это графин, он здесь совсем не к месту. Белокурое создание вновь открывает дверь со словами: – Подержи, пожалуйста, – и запускает графин в больничную палату. А я, я наблюдаю из ее глубины ха действиями своего тела. Она уже не смотрит, куда попадет снаряд, вновь хлопая дверью, и трусцой пускается по коридору прочь. И я не вижу, куда падает графин, но за секунду до того, как дверь закрывается, слышу, как сосуд раскалывается на мелкие осколки, которые разлетаются в разные стороны. Что я делаю. Нет, Лилиан, прекрати, это не ты. Это не ты! – вопит мой голос в голове. Я дышу чаще. И вместе с новой порцией слез сознание вновь возвращается наружу. Все это похоже на какое-то раздвоение личности. Может быть, так оно и есть, может быть, у меня уже просто крыша поехала от всего этого. Плен. Хэнкок. Прыжки по поездам. День посещений. Молчащий парень. А теперь, теперь он выгоняет меня из эпицентра всех этих событий, не понимая, что обычной жизнью у меня жить уже не получится. Я останавливаюсь и опираюсь о стену коридора, давая волю слезам. Я решаю выплакать их всех, до последней капли, чтобы умереть спокойно, убив перед этим жгучей соленой жидкостью все эмоции и чувства. Один дверной пролет, а за ним тренировочный зал. Хм, как можно было не заметить проделанного пути. Я выпрямляюсь и вытираю с щек высыхающие слезы. Захожу в зал пошатывающейся походкой и осматриваю стену, на которой находится оружие. А выбор то тут велик! И нет, пистолеты я сразу пропускаю. Раз уж мне выбирать, от каких пуль умирать, то посмотрим на что-то более крупное. Хватаю автомат, который приглянулся мне в первый день и направляюсь обратно, прямиком в больничное крыло. Но вот тебе на! Я, разгуливающая с автоматом в руках более чем странно. Нужно хоть как-то скрыться от глаз Бесстрашных. Тем более, когда они все тут откуда-то появились. А в тренировочном зале их не было? Расстегиваю верхние пуговицы белой рубашки и полностью застегиваю черный пиджак, полностью пряча под ним рубашку. Ну вот, хотя бы по цветовой гамме я стала менее заметна. Теперь вопрос стоит о том, как так же незаметно проникнуть в больничное крыло. Об этом я не подумала, когда направлялась сюда. Меня не должны поймать, не должны о чем-либо спросить. Иначе я сюда больше не попаду и лишусь работы. Ежеминутно, почти ежесекундно, выглядывая из-за углов, я все-таки добираюсь до палаты Джеймса. Аккуратно закрываю за собой дверь и протягиваю парню оружие. – Чуть не попалась! – спокойно произношу я. От той неуравновешенной барышни не осталось и следа. Я само спокойствие. Я готова к выстрелу. Хотя, кого я обманываю. Просто мне все равно уже. Единственное, чего я могу попросить, это не пощады, а: – Скажи Рори, что я люблю его, – вот и все, ничего более. Только это. Это мое последнее желание.

Подпись автора

Отдаю оружие, а в голове роятся тонны мыслей в духе «а если бы». Начиная этим утром и заканчивая сделанным выбором в шестнадцать лет. Воспоминания проносятся перед глазами. Я могла бы жить спокойной жизнью, не зная даже, что три дня что-то произошло здесь, по крайней мере, не предала бы этому значения. Если бы изначально не определилась с профессией, я бы просто могла гулять по городу, по фракции и наблюдать, как это делала всегда. Но я сделала свой выбор в шестнадцать лет. Искренность. Пустая квартира. Дипломат. И жизнь резко изменила свои обороты.–  Да, немного сдают, – охрипшим голосом признаюсь я. – Еще бы они не сдавали, когда слышишь от… – отстраненно продолжаю я и перевожу взгляд на парня. Интересно, что будет с ним, когда он выстрелит? – А, в общем, не важно. Только не для тебя, – устало выдыхаю, а затем жадно вдыхаю новую порцию кислорода. Хотя, говорят, перед смертью не надышишься.  В любом случае, приятно сделать несколько вдохов напоследок. Потом мне это уже не понадобится. Ничего уже не будет важно, ни что было тогда, ни что будет потом. Тогда, в шестнадцать, все начинало вращаться. Сейчас мне семнадцать и вот как круто все это завернулось. Всего несколько минут, потом выстрел и больше ничего, абсолютно. Семнадцать – как смешно звучит эта цифра. А я уже и думать забыла, что я еще так мала, так мало успела пожить, столько не успела сказать и сделать. – Жить больнее, - в ответ на гарантию я пожимаю плечами. В надежде, что Джеймс убьет меня разу, не заставляя мучиться, я зажмуриваю глаза и почти сжимаюсь, делаясь вдвое меньше. Больше не будет больно и плохо, всего две пули – в голову и в сердце. «Сегодня» уже никогда не кончится, не для меня. Я недовольно выслушиваю речь парня, и руки сжимаются в кулаки: – Я вовсе не заставляю тебя его искать. Просто хочу, чтобы он знал, – в любой другой раз я бы пустила слезу, но не сейчас. Я слишком устала. Устала злиться и ругаться, устала спорить и плакать. Просто устала. Не понимаю, чего мне не сиделось спокойно дома. Была бы я спокойной девушкой, не стремящейся сбежать от родителей, найти приключения на голову, я бы сейчас сидела дома с Рори, слушая очередную историю о том, что ему не дают чего-либо почитать. А сейчас старший брат даже не узнает, что я его люблю. Я редко ему это говорила, хотя все было понятно и без слов, с самого моего рождения. Я вздыхаю и понимаю, что давно уже должен был прогреметь хотя бы один выстрел, но все тихо.  Осторожно открываю один глаз, потом другой. Стрелять, кажется, никто и не собирается.
Удивленно вздергиваю брови, не смея нарушить повисшей тишины, которая будто электричеством пронзает насквозь. Черт побери! Я же действительно готова была умереть. А сейчас просто не знаю, что делать. Но теперь, когда выстрела не последовало, снова появилось желание жить. А значит, стоит помолчать. Одно неловкое движение и Шепард может все-таки выстрелить.
– Уйти? Да ты, наверное, шутишь?! – слова срываются с языка быстрее, чем я могу о чем-либо подумать, услышав, как меня снова гонят. Мне страшно, я этого не скрываю, но даже не думаю сдвинуться хоть на сантиметр ближе к двери. – Делай, что хочешь, но я никуда не уйду, – напугано и хрипло отвечаю я, мотая головой. Кажется, это еще одни слова, о которых уже стоит жалеть.

Подпись автора

Вот так и приходят в тупик. Понимание ситуации пропадает после ее резкого изменения. Вот человек только что собирался тебя убить, ты даже был уверен, что это твой последний вздох, а вот - оружие уже падает с грохотом на пол, в комнате воцаряется тишина. За ее пределами тоже все тихо. Поворачивая голову в сторону двери, я убеждаюсь, что никто не спешит поверить, что здесь происходит. Всем плевать, что мы можем разнести тут все к чертям или еще хуже - поубиваем друг друга. Но это же больничное крыло, медицинский персонал должен следить за состоянием своих больных. Неужели, они допускают такой шум, это все считается нормальным? Что же, в таком случае, не завидую я Бесстрашным, никто не следит здесь за их безопасностью.
Чувствую на себе немигающий взгляд и перевожу свой взор туда. Глупо. Как же глупо я вела себя сегодня. Видя Джеймса сидящим на полу, я больше не могу стоять и присаживаюсь на край его кровати. У меня больше не получается злиться, более того, это чувство кажется сейчас таким нелепым. Не понимаю, с чего я вдруг так завелась. Наверное, потому что меня хотели выставить отсюда вон, а я не могу уйти. Я привыкла к этому месту. И сейчас я хочу находиться здесь. По крайней мере сейчас только здесь, в этой комнате, последние дни мне удавалось сидеть более менее спокойно. Здесь я наблюдала за молча лежащим парнем, который не перекинулся со мной ни словом, ни взглядом. Я, конечно, переживала за него, но была спокойна. Приходя же домой, я утрачивала это спокойствие, преследуемая ужасными картинами.
Пропускаю первый вопрос Шепарда, не зная, что ответить. Я и сама не знаю, издеваюсь ли я. Я вполне могла уйти уже как минимум три раза, но не сделала этого. Если бы я ушла, я бы не была Лилиан Джонсон, той Искренней, что завела дружбу с Бесстрашным.
- Вывих, - глухо отвечаю я и прикрываю повязку левой ладонью, после чего пристально смотрю на парня, раздумывая, стоит ли ему знать о причине. Судя по всему, он ничего не помнит. В любой другой ситуации, я бы не получила травмы по его вине, поэтому решаю пока молчать, пока не поступило вопроса непосредственно о причине. Боюсь, что он снова начнет выгонять меня отсюда, услышав ответ, говорить, что я все вру. Но это же я, я не могу врать. Правой рукой сжимаю черную юбку и перевожу взгляд в пол. Усмехаюсь себе. Какая ирония. Не могу врать, не хочу говорить, но и молчать долго не получится.

Подпись автора

Ну вот. Мне придется это сделать. Придется рассказать о том, во что я и сама с трудом верю. Руками собираю волосы на лицо, закрываясь ими, словно шторами. Дышу, пытаюсь дышать ровно. Я очень долго молчу, хоть Джеймс и просил не тянуть. Это довольно не простой ответ, хоть я и Искренняя и тут, вроде как, должно просто слетать с языка, как все привыкли думать. Но за год я так и не научилась выкладывать сразу всю правду, мне по-прежнему требуется время. Через три минуты я поднимаюсь с койки и отхожу за нее. Только после этого я устремляю свой взор на Бесстрашного. Шумно выдыхаю и, наконец, произношу: - Я получила эту травму... - пауза, ну вот, а я уже была уверена, что готова сказать это. Еще один выдох и продолжение: - ...я пыталась попросить у тебя помощи. Но ты не отзывался. Тогда... - как ни крути, мне придется это признать. - Я думала... Я была уверена, что могу, что ты позволил мне прикасаться к тебе. Но тогда и сегодня... Я убедилась, что это не так, - я поежилась и обхватила себя руками, будто мне стало холодно. Хотя, в какой-то степени, так и было. Не на физическом уровне, на эмоциональном. Я не могу плакать, я устала, горячие соленые слезы не могут меня согреть. От моих рук тоже мала толку, от них лишь холоднее, будто это они источник того холода. Я снова присаживаюсь на край кровати, только теперь уже на другой и сижу к Джеймсу боком, устремляя взгляд в стену. Я преодолеваю свое желание согреться. Догадываюсь, что нужно для этого и меня пугает, чем это чревато - новым скандалом, скорее всего. Пока все спокойно, пусть так будет и дальше. Пальцы сжимаются, сминая ткань пиджака, но теплее по-прежнему не становится. Холод будто окутал всю комнату, и от этого никуда не деться. Перекидываю ноги через кровать, вновь оказываясь к Шепарду лицом. - Мне кажется, ты не понимал, что делаешь, - вспоминая опустошенный взгляд, шепотом произношу я и почти протягиваю руку ему навстречу, но тут же убираю ею прядь волос за ухо, оголяя царапину на щеке, о которой и думать забыла. Забыла, как старательно хотела скрыть ее. Но правда всегда вырывается наружу. Я оценивающе смотрю на Джея. Не хочу, чтобы он винил себя за мою неосторожность. Но, возможно, он и не будет этого делать, а просто скажет, что я сама виновата. Хоть так и есть, от этого мне не станет легче. Я всегда думала, что правда - это что-то теплое. Но сейчас я понимаю, что не вся правда способна греть, некоторая ее часть вызывает холод, окоченение. То, к чему я стремилась всю жизнь, теперь причиняет боль не только окружающим, но и мне самой. Об этом говорил отец. И я почти уверена, что только эти его слова можно считать правдой. Но я еще ни разу не пожалела о своем выборе, значит, не стоит начинать этого делать и сейчас. Всем приходится не просто. Все сталкиваются и проходят в жизни через какие-то трудности. Их стоит пережить, чтобы встретить счастливый конец. Хотя порой кажется, что такое бывает только в сказках, я верю, что и в жизни должен быть счастливый конец. А иначе зачем человеку напрягаться. Всем суждено через что-то пройти. Никто не умрет девственником. Жизнь поимеет всех.

Подпись автора